Она познакомилась с ними, когда поступила в университет. Вернее, сначала с одним из них – он был ее однокурсником. О том, что он гей, она догадалась не сразу, а лишь спустя долгое время.
Им было интересно вместе: он много и увлеченно рассказывал о своей работе в общей для них сфере. Она, откровенно признавая его превосходство во многих профессиональных вопросах, слушала во все уши, расспрашивала, удивлялась и совершенно искренне восхищалась. А еще ему очень легко давалась учеба. То, что ей поддавалось только в результате усилий, он делал играючи.
Время от времени она становилась невольным свидетелем его телефонных разговоров с невидимым собеседником.
Впечатление было такое, будто говорит он с весьма капризной девушкой, которую по малейшему поводу надо долго уламывать, утешать, уговаривать. Ему эти разговоры явно приносили удовольствие. А она прикидывала, какой могла бы быть эта девушка у такого клевого парня. А потом он позвонил и предложил ей встретиться в сквере и прогуляться по городу.
Он был не один. И при первом же взгляде на белобрысое чудо, мнущееся рядом с ним, она как-то сразу поняла, что у ее друга вовсе не девочка, а вполне даже оформленный мальчик. Только женственно-жеманный, тонкий и гибкий, как струна. И что именно с ним он разговаривал этим терпеливым, уговаривающим тоном.
Парни тоже как-то сразу поняли, что их отношения для нее уже не секрет, что ей ничего объяснять не надо. И что она приняла этот факт, поняли тоже. Ибо не дернулась, не фыркнула презрительно и не ушла.
В ней проснулось жгучее любопытство: с геями она общалась впервые. И желание проникнуть в неизведанный ранее и непривычный мир. Вот так, стихийно, образовался у них некий триатон. Они вместе гуляли. Обедали в кафе и студенческих столовых. Время от времени собирались в ее квартирке, которую она снимала на время сессии. И говорили, говорили, говорили… Много разговаривали. Она до сих пор помнит эти моменты, когда она с ногами залазила на подоконник кухни, спрашивала их о чем-то и слушала, слушала, слушала. А они, гремя кастрюлями и сковородками, крутились между плитой и мойкой, готовя что-то невероятно вкусное. И тут они совпали: она ненавидела готовить, они – обожали и умели это делать.
А однажды, когда она выразила желание сходить куда-нибудь потанцевать, ребята предложили ей сходить в самый настоящий гей-клуб, располагавшийся прямо в центре Екатеринбурга недалеко от их университета. Она засомневалась и почему-то заволновалась. Начала спрашивать о форме одежды – как-никак идет в место иной субкультуры. На что ребята со смехом предложили ей не париться, а идти в чем удобно. Она и пошла. В обычных своих джинсах, майке и легкой курточке. С обычным своим полным отсутствием макияжа.
Посидев на краю скамейки и освоившись в полумраке – ребята куда-то слиняли, - она начала потихоньку осваиваться в огромном помещении, состоявшем из двух залов. Один, зона отдыха, был уставлен диванчиками, столиками, пуфиками. Второй был побольше и со сценой - танцпол. Манерные мальчики украшали стены шариками и еще какой-то атрибутикой.
Ну а потом залы начали заполняться, музыка заиграла громче и призывнее, народ потянулся с диванчиков на танцпол, возвращался обратно, что-то пил, что-то ел, что-то горячо обсуждал, обнимая однополых своих партнеров. Было видно, что многие посетители давно знакомы между собой. Время от времени объявляли медлячки. И однополые пары качались под аккорды романтики.
Подошел приятель, поинтересовался впечатлением от нового места.
- Вот этот – актив. А вот этот – пассив, да? - спросила она, указывая на парочки.
- А ты быстро осваиваешься в новом месте, - хмыкнул тот и снова скрылся.
Сами ее приятели танцевали мало. Говорили, что бывают тут часто, потому как-то и не сильно уже хочется танцевать-то просто. И на дискотеках занимаются тем, что общаются, пьют, знакомятся и расширяют свою тусовку.
А еще, это она увидит и поймет немного позже – ловили темы для будущих своих «семейных» скандалов, громко и эмоционально обсуждая, кто и как на кого посмотрел. И как партнер на эти взгляды отреагировал. Не дай бог ответил взглядом или, что еще страшнее, перекинулся парой фраз! Этих эмоций обычно им хватало на вечер, заполненный разборками, упреками, оправданиями с натуральным заламыванием рук и слезами. Потом они мирились: уходили прогуляться или запирались в ванной и там надолго затихали, включив воду. На следующий день ее приятель, раздираемый ревностью, мог заново поднять тему.
Во время второго посещения гей-клуба на медленный танец ее пригласил один из завсегдатаев, коренастый пожилой мужчина с замысловатой прической и плавными манерами. Расспросив, с кем она пришла к ним в заведение, он сообщил, что ею интересуется одна дама. И не желает ли она пообщаться с ней? Она желала. Ей было любопытно. Партнер проводил ее на диванчик и пообещал, что ее собеседница совсем скоро подойдет.
Собеседницей оказалась невысокого роста немолодая дама с прокуренными пальцами без намека на маникюр и с удивительно живыми и внимательными глазами. Они пространно познакомились, пообщались на нейтральные темы, поговорили о клубе… А потом та спросила, есть ли у нее пара. Узнав, что у собеседницы нет пары и никогда не было опыта однополой любви, оживилась и продолжила расспросы. Однокурсник, за ручку с милым дефилируя мимо их диванчика, задорно им подмигнул.
Они еще о чем-то говорили. Она призналась, что сама не из Екатеринбурга, а лишь приезжает сюда на сессии раз в полгода.
- А учишься где? – спросила дама.
- На журфаке, - ответила она. И тут же пожалела об этом. Глаза собеседницы моментально погасли.
- И ты пришла сюда, потому что тебе всего лишь любопытно, да? Ты материал для статьи собираешь? – прозорливо спросила она?
- По поводу материала даже не думала, просто друзья пригласили. А вот про любопытство, что правда, то правда – призналась она.
И поняла, что на этом их общение можно считать законченным. И она уже никогда не узнает, как это, когда женщину соблазняет женщина. Какие приемчики и жесты используются, какие слова говорятся, что в такие моменты может говориться о мужчинах, если вообще говорится. Как это происходит с мужчинами, ей было понятно, в анамнезе имелись и отношения, и брак, а от брака – дочь.
Собеседница, посидев для приличия еще несколько минут, попрощалась и ушла. А она осталась сидеть и переживать сожаление. А потом пошла на танцпол и протанцевала до утра.
Однокурсники, бывшие «в теме» - одно из модных словечек субкультуры, к которой принадлежали ее приятели, видя ее постоянно в компании этих молодых людей, автоматически начинали считать ее своей. Находили ее в соцсетях, добавлялись, предлагали общаться. Вслед за ними приходили новые люди. Она была не против. Она общалась. Расспрашивала о жизни, о планах, семьях, как их занесло в это течение, как они с этим живут.
Возможно, их притягивало то, что она, будучи намного старше их, вчерашних школьников, держалась с ними на равных, при этом умела слушать и искренне интересовалась ими. Иногда, когда во время ночных разговоров их накрывала атмосфера откровенного общения, собеседники выкладывали самое сокровенное, рассказывая о себе. Как в детстве уговорили на «это» старшие двоюродные братья. Как изнасиловал родной дядя. Как, насмотревшись на обнаженное безобразное тело матери, храпящей после очередной пьянки, парни навсегда теряли интерес к противоположному полу.
Девочки рассказывали об изнасилованиях. О том, что ненавидят мужчин, насмотревшись на мучения собственных матерей. Об идеях крайнего феминизма и равноправия, вскруживших голову и навсегда отбивших желание сотрудничества с «этими грязными животными».
Она им сочувствовала. Мало того, девочек она очень хорошо понимала – сама в детстве пережила попытки изнасилования и грязные намеки отчима. А потому очень долго банально боялась мужчин и избегала их общество, особенно наедине. Может быть именно ее избирательность по отношению к людям, любопытство и наблюдательность ее и спасли тогда: она неожиданно увидела, что далеко не все мужчины прям мечтают напасть на нее. Что с некоторыми можно очень даже невинно общаться, дружить и работать. И, самое большое, как она поняла позже, везение – что та дама из клуба или другая, подобная ей не подкатила, когда она была юна и парализована страхом изнасилования. Иногда она своим собеседницам в ответ на их откровенность об этом рассказывала.
А потом на горизонте объявился бывший муж и запросился обратно, в семью. И вообще как-то дел навалилось. И однокурсника этого исключили из вуза. Несмотря на то, что давалось ему все легко, он умудрился собрать гигантский список «хвостов». А потом, когда стало понятно, что напрягаться для их ликвидации неохота – искренне поверил в то, что высшее образование - это и фи, и моветон, и вообще не самая необходимая вещь в жизни. Так они перестали видеться.
А потом она родила сына. Еще раньше она была уже «предупреждена» дочерью, что с появлением ребенка мировоззрение меняется коренным образом. Но не ожидала, что оно может измениться еще и настолько: она растеряла всю свою толерантность. И практически совсем перестала общаться со своими бывшими приятелями даже в сети.
…Они встретились спустя четыре года после последнего разговора. Она только-только восстановилась после длительного «академа» на один из последних курсов вуза. Трамвая, довозившего ее до самого университета, не было и она пошла вглубь остановки на лавочку. И увидела их. И бывшего приятеля в обтягивающих джинсах и мохнатой куртке. И его любовника, сидящего рядом, в еще более обтягивающих худые ноги джинсах. Мода на носки поверх брюк по всей видимости тогда еще только-только зарождалась, и парни были в «тренде».
Они так и ответили ей в ответ на ее удивленное приветствие, вопрос о столь странном виде, «сколько лет, сколько зим» и «как вы тут оказались?». Как в прежние времена они по-дружески горячо обнялись, наперебой рассказывали о произошедших в жизни каждого изменениях и снова говорили, говорили, говорили… Говорили и тогда, когда подошел трамвай, совсем не тот, который ждала она. И она зашла с ними, решив, что несколько остановок легко дойдет пешком, тем более они пообещали проводить. И снова говорили. И она посмеялась по поводу странного их одеяния, а они – по поводу того, что она, как и раньше, ничего в моде не понимает, а это «стайл», все дела.
А когда спустя несколько остановок они вышли и продолжали разговаривать, приятель посетовал на новый закон, запрещающий любую демонстрацию принадлежности к сексуальному меньшинству. Мол, если он подойдет в радужной футболке к детскому саду, его по закону вполне могут и арестовать.
На что она ему заметила, что если он подойдет к ее сыну даже в обычной футболке, она и без всяких законопроектов устроит ему Варфоломееву ночь. И прямо телом почувствовала, как на их многолетних, вполне так себе добрых приятельских отношениях поставлена жирная точка.
И на свежей могилке пустила корни и стала набирать цвет гомофобия…
